Торговец Хань забрел в корчму,
Что у подножья Фудзиямы.
Цвет сакур цвел в контраст дерьму,
А он тащил тюки упрямо.
Хозяйка с жадностью змеиной
Смотрела на его тюки.
Пред ним походкой гоголинной
Прошла, чтоб в номер отвести.
Торговец Хань забрел в корчму,
Что у подножья Фудзиямы.
Цвет сакур цвел в контраст дерьму,
А он тащил тюки упрямо.
Хозяйка с жадностью змеиной
Смотрела на его тюки.
Пред ним походкой гоголинной
Прошла, чтоб в номер отвести.
В тени густой сидел Сократ,
О мироздании размышляя.
К нему подкрался адвокат,
О тесной дружбе с ним мечтая.
— Мне тут сказали о тебе, —
Он начал подкупая дружбу…
Он друга обличал в хуле
Решив себе составить службу.
Один мудрец вагон тетрадей исчеркал.
И чтобы мудрость в сомне букв не затерялась,
В тетрадях сорок наставлений изыскал,
Но истина все так же размывалась.
За изречением изречение отметая,
Свое ученье к четырем догматам свел.
И стала мысль от концентрации густая,
Короче, мёд он отделил для нас от пчел.
Чингис накрыл своей рукой
Еще один замшелый мир.
Монголы хлынули рекой
И сдался местный князь-эмир.
Чингису было слишком тесно
В этом крестьянском закутке.
Уныло и не интересно…
И был он мыслью вдалеке.
В одной индийской деревушке брамин ждал возвращения сына.
Всех грело солнце, пели птицы, дымилась вдалеке вершина.
Его к отшельникам отправив в глухой далекий темный лес.
Он ждал от сына растворения, чтоб эго лоск совсем исчез.
Сын много лет провел в учениях, он все постиг в том универе,
Отец вдруг бросил взгляд и замер, лишь показался сын у двери…