Пивной

Комитет

Мальчик рыл яму у самой кромки моря и нашел человеческую голову.

На берегу он был один; серый песчаный пляж, пересеченный цепочкой его следов, зеленая полоска водорослей, худые чайки — и больше ничего. Мальчик хотел выкопать свое собственное маленькое море, а нашел голову. Он очистил ее от мокрого песка и увидел, что это голова его матери — рот приоткрыт, к глубоко запавшему языку прилипла бумажка. Мальчик достал ее двумя пальцами. Это был размокший и принявший форму нёба кусочек фотографии, судя по линиям разрыва — четвертинка. На фотографии были запечатлены море, пляж, возможно, этот же самый, и еще какая-та голая часть человеческого тела, самый краешек. Локоть? плечо? колено?

Черный фон.

Со штативом – журналист. Одет в короткую дубленку.

Журналист говорит оператору:

Он смотрит всякие фильмы. И фуфло и шедевры…

(Между ними прошла женщина.)

Журналист:

Эти все актеры, актерская игра – фуфло. Его волнует только монтаж. Переход с плана на план, склейка кадров. Панорамы, свет, звук, темно. Это трогает его до слез. Ведь, посмотри…

(Журналист указал рукой вперед. Впереди стоял памятник самолету.)

Журналист:

Этим людям не надо притворяться. Они себе живут, гуляют, умирают. Вообще не подозревают, что они актеры. Они так привыкли. А он так смонтирует все, все что мы ему принесем, будь спокоен. Ты снимешь на свой «Canon» какого-нибудь болвана, который даже и не подозревает ничего. Без нас он так и остался бы болваном. А этот фанат сделает его героем. Все будут на него смотреть и плакать. Представляешь? Его никчемная жизнь станет эталоном! Ему будут завидовать богатые сынки! Да, что там! Сам Гагарин, и он бы отказался от полета ради такого чуда! Понял меня? А все потому, что я знаю куда, чего и зачем. Мы ему дадим наши кассеты, а он нам вернет Мессию! Не меньше. Я тебе говорю!

Тень-upgrade

У меня своя теория, зачем люди пьют. Нет, понятно, наркотическая зависимость, иногда фактор коммуникации, иногда — слабость в душевных коленках… Но есть еще одно. Пьянство как добровольное безумие. Взрослый человек надирается для того чтобы нарушать табу под прикрытием Бахуса. Персональный карнавал в маске алкоголика.

О смысле жизни, любви до гроба и прочей мистике взрослому говорить не принято. Если в пьяном виде о таком ляпнешь – дело другое. Вот и я сейчас уже в кондиции, чтобы тебе про Барби-Невесту рассказать…

Главное, не думай, что я того. Просто выслушай, и я отвалю. Договорились? Твое здоровье…

— Какого черта, сколько я еще должна тебя терпеть?

Так кричала Женя Лебедева на своего младшего брата. Сергей, уже вполне взрослый мужчина, только тупил взгляд и продолжал выводить на листе бумаги какие-то свои знаки. Женщина подхватила со стола несколько подобных листов.

— Что это?!

Сергей все молчал, да она и знала, что он не ответит. Подобный разговор на высоких тонах случался уже не раз и не два.

— Что ты пишешь? Зачем?! – кричала Женя.

— Это физика, — глупо и негромко ответил младший брат.

— И кому она нужна? Для кого ты это делаешь?..

Сергей снова промолчал, потому что ответа на этот вопрос не знал. Еще со школьных времен, чуть не с первого класса он увлекался физикой – и делал это в ущерб всему остальному. Он никогда не имел друзей, девушки, не играл в подвижные игры, даже по другим школьным предметам учился из рук вон плохо. По физике тоже не имел хороших оценок, потому что их молодая преподаватель, ненавидевшая свою работу, считала его повальное хобби не больше чем глупостью, которая не имела к настоящей физике никакого отношения. Так и не получив аттестата о полном среднем образовании, Сергей вступил во взрослую жизнь, — но продолжал практически все время убивать на хобби, не желая знать больше никаких занятий. В армию он не попал по здоровью, а заниматься любой оплачиваемой работой панически боялся, ибо это неизбежно влекло за собой возвращение в общество, где он себя просто не представлял.

Кирилл родился легко. Фиолетовый и грустный, он выдавился в холодную неизвестность и заплакал. Кесарево не понадобилось, и к скальпелю не притронулись вовсе.

Школа обрушилась на Кирилла лавиной лиц, криков, цветов. Одноклассники — одинаково шумные, тощие, энергичные — бегали и все время что-то делали, слишком быстро меняя цели и мнения, оглушительно вопя; Кирилл не успевал за ними, и это раздражало. На одноклассниц Кирилл боялся смотреть, отводил глаза, как от солнца.

Тело было как мешок — неуклюжий, ранимый, который приходилось с утра тащить в школу, чтобы там несколько часов терпеть. Он чувствовал себя на каком-то непрекращающемся соревновании, в котором все участвуют добровольно, а его внесли в список по ошибке.