Пивной

Комитет

Такая тихая, нагая,
Она лежала на спине.
Смиренно грудь её тугая
Светилась бледно при луне.

За приключениями Элли и Тотошки,
Дитём, следил по книжке в старенькой обложке
И верил в сказку.
Теперь жена читает дочке эту книжку.
В пол уха слушая волшебную интрижку,
Впадаю в краску.

Ведь начинается история со смерти.
Убийство домом(!), принесенным в круговерти.
Гингему жалко.
Обретший речь четвероногий подстрекатель
Снимает с трупа башмачки. Хорош приятель!
Взяла нахалка…

Но чтоб живой дойти до местного рейхстага,
Нужна сплоченная, свирепая ватага.
Умна девчонка.
На кол посаженый дегенерат страшила
Присягу первым даст ей с радостью дебила,
В башке соломка.

Читал я Ваши оды о бомжах,
Вы даже в вдохновении убоги.
И дамы, те что млеют на дрожжах,
И мужички, почти что полубоги.
Подачками бездомных накормить,
Пытаетесь, своим слащавым слогом.
Да только, где Вам сирым и убогим
Нащупать вольной жизни вкуса нить?!

Расцвел цветок пригожий. Запах дивный
Манил пчелу вкусить его нектара.
Молоденький цветок в любви наивный
Отдался пчелке с яростью пожара.

Запомнил он экстаз тот эталонный.
Пчел много, а любимого не слышно.
Весь рой жужжал на даме обнаженной,
Но повторить, увы, уже не вышло…

Старый викинг в разгаре богатого пира,
Стол дубовый отринув, взял слово сказать:
— Волю каждый пусть явит, свидетель секира.
Ну, смелее… Кто славы, кто девку в кровать?
Чарки вверх поднимая, посыпались речи:
Старики о почете, младые о сечи,
Дуралей вновь хотел появиться на свет,
Крохобор жаждал гору златую монет,
Мудрецы взгляд стремили за линию смерти
И конечно же были кто женщин стяжал…
Старый викинг окинул торжественный зал,
Поднял чарку и рек гласом каменной тверди:
— Я хотел бы, чтоб был у меня верный друг…
Ну, хотя бы один… — над гостями взвыл звук.