Долгий путь сперматозоида к яйцеклетке увенчался рождением через девять месяцев. Казалось бы, гонка закончена, но в первую же неделю жизни тебе прокалывают инсталляционный пакет прививок – заражают туберкулезом, оспой, коклюшем и еще черти знает чем. Ты борешься за свою жизнь, в этом мире, еще с тех пор, когда видишь его вверх тормашками. Но тебя любят, с тобой сюсюкаются, и ты веришь этим большим и теплым существам. Потом тебя отдают в ясли, затем в детский сад и далее в школу. К тому времени ты уже умеешь охранять свои игрушки в песочнице, читать, мерить лужи в резиновых сапогах, кататься на велике, плавать и даже иногда грамотно рулить этими большими, вечно бубнящими, великанами.
Но в школе этого не достаточно, там все такие. Ты опять начинаешь бороться, но не сразу принимаешь, если вообще принимаешь, новые правила. В первый год ты выстраиваешь паритет различных противовесов – здесь лучше знать предмет, здесь проще списать, с этими здороваться, этих не замечать, а этих лучше бы вообще не видеть и потому тихо и не заметно обходить.
Ну, думаешь, наконец то устаканилось, (Если не брать в расчет утренних подъемов зимой. Обувание в валенки, рукавицы и продвижение по темноте, на не гнущихся в коленях ногах, от заползающего под штаны и майку мороза, в сторону здания, которое заглядывает к тебе в душу светящимися ядовитыми глазами кабинета математики, как бы спрашивая – а всю ли ты выучил таблицу умножения?) но не на долго. Уже на третьем году ты вдруг понимаешь, что из-за поведения на уроках тебя не принимают в первом потоке в пионеры, и во втором… и в третьем. Весь класс ходит в красных галстуках, а ты, лузер, носишься с октябрятской звездочкой. И лишь на день рождения Ленина собирают остатки параллели, как бы смывая позор перед ликом великого вождя, и так нехотя повязывают эти самые заветные галстуки алого цвета. Наконец то ты как все!
И вдруг, идя, домой со школы, ты настолько проникаешься величественностью момента, что ощущаешь всем своим существом – а Ленин то, умер!!! И такая тоска проникает в чистую детскую душу, и непримиримая злость к чувакам в цилиндрах смотрящих с небоскребов. Но это быстро проходит, буквально сразу как снимаешь в школьную форму и бежишь играть в русских-немцев,… так проходит еще один год.
А коварство внешнего мира не дремлет. Однажды ты замечаешь, что у существ с бантами на головах, в районе груди образуются некие выпуклости. И так они тебя манят и томят,… и ты ходишь сам не свой в виду не понимания этого волнующего тебя обстоятельства. Особенно не врубаешься, почему у тебя подкашиваются ноги и меняется голос, когда при выходе из класса некая особо развитая одноклассница в спешке прижмется своим первым-вторым размером к твоей спине.
Эта пора записок и переглядок особенно сильно давит на твое размеренное существование, ну и естественно ты пускаешь в ход свое косичко-дергательное и партфельно-бительное оружие, но оно тебя не спасает. Потому как против залповой реснично-моргательной артиллерии твои шпажно-сабельные выпады как мертвому припарки. Лишь изредка ты ощущаешь то самое младенческое спокойствие — когда Она идет рука об руку с тобой, а дома ты не находишь себе места. В то время ты не понимаешь, что ты по себе тоскуешь, а не по ней. Но ведь ей надо, чтоб ты был самым-самым, и тогда она будет держать тебя за руку. И ты чтоб вернуть себе себя самого занимаешься лыжами, греблей, дзю-до, боксом, силовым троеборьем… и еще черти чем.
Результат не заставляет себя ждать, на тебя начинают заглядываться дамы из старших классов, но ты этого не видишь, тебе все кажется, что ты не достоин, потому прешь дальше и упираешься, в конце концов, в призывную комиссию. Там тебе объявляют вердикт без права обжалования – подводная лодка, 3 года. Ты как всегда из вредности говоришь нах и идешь прыгать с парашютом, потому как романтика голубых беретов тебе ближе, а денег отмазаться, у родителей нет.
Когда поезд привозит тебя в солнечный Гаджунай, ты молод, сыт, здоров и заряжен на победу. В распределителе, в списке «вакансий» находишь – сан. инструктор роты, тыкаешь пальцем, говоришь – хочу, запишите (соображая в голове – белых халат, ротный доктор — халява). И вот ты уже бегаешь, с «раненым» на плечах, в кирзачах по литовским дюнам, изредка совершая марш броски в Белоруссию. Через три месяца службы гимнастерка, которая еле на тебе сходилась при получении, болтается на плечах как стяг на ветру, от потери сорока кг. живого веса. И ты думаешь – а подводная лодка поуютней этих болот будет. Все же не унываешь, ты тянешься, чтоб свалить от сюда в первой партии, в пьяную Болградскую дивизию, но в очередном наряде по столовой рвешь хуком слева барабанную перепонку сослуживцу, и летишь в солнечный Кировобад, как альтернатива дизбату.
А в Кировобаде жарко, нуль градусов по Цельсию в декабре и плюс сорок в тени летом. Вечно зеленые деревья и кустарники, урожай два раза в год. Но в столовой все равно перловка с опарышами, и котелки вместо тарелок, ввиду холеры и гепатита. Но все равно проще, чем в Литве… ввиду уставщины замененной на дедовщину.
Оттянув вторые полгода, решаешь, что активный долг родине ты отдал, и ввиду профиля военно-полевой специализации перебираешься в медсанбат фельдшером операционного блока. А надо было фельдшером терапевтического блока, чтоб не летать ни в Гудауту, ни гонять к Агдамскому перевалу. Вот Агдамский вино-водочный это дело, портвейн Агдам это не тот Агдам, что в РСФСР продавался, верней внешность то у них одинаковая, но содержание…. За два месяца армянско-мамедской движухи в районе Агдамского хребта, не только офицерье на коньяке заработало, но и личный состав так сказать справно занимался охраной вверенного объекта. Вах, какой там был коньяк…
А потом солдаты СНГ… вывод войск… Встречай меня умытая снегом Россия. Февральские морозы в Ульяновске, отмороженные в первый же самоход уши. Но зато русские девчонки.. и в каком количестве… дочь начальника училища связи, полковник папа, расписывающий благоприятную военную карьеру. И в противовес полное отсутствие желания продолжать ходить строем.
Казалось бы, пришел домой, красивый, здоровый.. ну так и живи в удовольствие. Аха, а куда же деть вбитую с детства формулу — отучился, отслужил, женился и в забой (не путать с запоем). «Лихие девяностые» — не верьте, охуенное время! Ну да, хулиганские, да работы нет – либо ОМОН, либо радикальные коллекторские услуги. В виду не желания ходить строем, выбор очевиден, плюс подработка телохранителем.
И главное это желание учиться — вовремя спрыгнуть все же это искусство, институт спаситель жизни от оков,… причем от всех – уголовных, социальных и гендерных.
А вот работа в вузе директором по пиару, это все же ноша… шнурки синих кед затягиваются на шее морским узлом.
Так вот все же думается – жизнь это наглая беспринципная афера, в которую тебя втянули обманом… и тем же самым обманом пытаются в ней постоянно навязывать тебе все новые правила и запреты. Только ведь пофигисту должно быть пофиг, а с другой стороны пофигисту пофиг на то что ему должно быть пофиг.
(с) monte cristo
Поделиться с друзьями в социальных сетях:
