Герцин еще не избрал декабристов будильником,
А декабристов еще не родил Бонапарт.
Барин в то время не мог стать треклятым насильником,
Батькой считал его сын, крепостной и бастард.
Всю свою жизнь он заботился об окружении,
Даже с похмелья проснувшись вникал: — Как народ?
Вот и сейчас с койки слазил весьма в возбуждении,
Девка Лукерья пол мыла скривя вяло рот.
— Лушка, где барыня? — К заду пристроившись спрашивал.
— Так, на террасе! — Лукерья призывно ждала.
Юбку задрав, барин Лушке лохань прихорашивал.
Девка пол моя, по полу ногтями скребла.
Ниже Парашка террасу метёт, ходит павою.
— Паша, где барыня? — Задал он тот же вопрос.
— Вышла во двор! — Девка молча с улыбкой лукавою,
Встав на колени в ширинку засунула нос.
Анастасия с пристрастием взглядом обыскана.
— Наська, где барыня? — Спрашивал выйдя во двор.
Девка огурчик из попы достала изыскано,
Барин в «затворную раму» дослал свой «затвор».
Вышел к реке, там красавица с простынью возится.
— Нюшка, где барыня?
— Вот… на лужайку ушла.
Видит, что девка желает, но скромно морозится.
Брюки спустил и она во все щели дала.
Вот и лужайка, французский роман в ручках барыни.
В позе Данаи без юбок изволит лежать.
Вышел с трудом, семеня колотыжками старыми:
— Матушка, как я заёбся Вас нынче искать!
Поделиться с друзьями в социальных сетях:
